ЯН Д'АКОСТА

Один молодец, женясь на дочери Д'Акосты, нашел ее весьма непостоянною и, узнав то, всячески старался ее исправить. Но, усмотрев в том худой успех, жаловался ее отцу, намекая, что хочет развестись с женой. Д'Акоста, в утешение зятю, сказал: «Должно тебе, друг, терпеть. Ибо мать ее была такова же; и я также не мог найти никакого средства; да после, на 60-м году, сама исправилась. И так думаю, что и дочь ее, в таких летах, будет честною, и рекомендую тебе в том быть благонадежу».

Д'Акоста, будучи в церкви, купил две свечки, из которых одну поставил перед образом Михаила-архангела, а другую, ошибкой, перед демоном, изображенным под стопами архангела.

Дьячок, увидя это, сказал Д'Акосте:

—        Ах, сударь! Что вы делаете? Ведь эту свечку ставите вы дьяволу!

—        Не замай,— ответил Д'Акоста,— не худо иметь друзей везде: в раю и в аду. Не знаем ведь, где будем.

Известный силач весьма осердился за грубое слово, сказанное ему Д'Акостою.

«Удивляюсь,— сказал шут,— как ты, будучи в со

нии подымать одною рукою до шести пудов и переносить такую тяжесть через весь Летний сад, не можешь перенести одного тяжелого слова?»

Когда Д'Акоста отправлялся из Португалии, морем, в Россию, один из провожавших его знакомцев сказал:

—        Как не боишься ты садиться на корабль, зная, что твой отец, дед и прадед погибли в море!

—        А твои предки каким образом умерли? — спросил в свою очередь Д'Акоста.

—        Преставились блаженною кончиною на своих постелях.

—        Так как же ты, друг мой, не боишься еженощно ложиться в постель? — возразил Д'Акоста.

На одной вечеринке, где присутствовал и Д'Акоста, все гости слушали музыканта, которого обещали наградить за его труд. Когда дело дошло до расплаты, один Д'Акоста, известный своею скупостью, ничего не дал. Музыкант громко на это жаловался.

«Мы с тобой квиты,— отвечал шут,— ибо ты утешал мой слух приятными звуками; а я твой — приятными же обещаниями».

Контр-адмирал Вильбоа, эскадр-майор его величества Петра Первого, спросил однажды Д'Акосту:

—        Ты, шут, человек на море бывалой. А знаешь ли, какое судно безопаснейшее?

—        То,— отвечал шут,— которое стоит в гавани и назначено на сломку.

Д'Акоста, человек весьма начитанный, очень любил книга. Жена его, жившая с мужем не совсем ладно, в одну из минут нежности сказала:

—        Ах, друг мой, как желала бы я сама сделаться книгою, чтоб быть предметом твоей страсти!

—        В таком случае я хотел бы иметь тебя календарем, который можно менять ежегодно,— отвечал шут.

Имея с кем-то тяжбу, Д'Акоста часто прихаживал в одну из коллегий, где наконец судья сказал ему однажды:

—        Из твоего дела я, признаться, не вижу хорошего для тебя конца.

—        Так вот вам, сударь, хорошие очки,— отвечал шут, вынув из кармана и подав судье пару червонцев.

Другой судья, узнав об этом и желая себе того же, спросил однажды Д'Акосту:

—        Не снабдите ли вы и меня очками?

Но как он был весьма курнос и дело Д'Акосты было не у него, то шут сказал ему:

—        Прежде попросите, сударь, чтоб кто-нибудь ссудил вас порядочным носом.

Сказывают, что гоф-хирург Лесток имел привычку часто повторять поговорку «благодаря Бога и вас». Д'Акоста, ненавидевший Лестока за его шашни с женой и дочерьми его, Д'Акосты, однажды, в большой компании, на вопрос Лестока:

—        Сколько у такого-то господина детей? Отвечал ему громко:

—        Пятеро, благодаря Бога и вас.

Князь Меншиков, рассердясь за что-то на Д'Акосту, крикнул:

—        Я тебя до смерти прибью, негодный! Испуганный шут со всех ног бросился бежать и, прибежав к государю, жаловался на князя.

—        Ежели он тебя доподлинно убьет,— улыбаясь говорил государь,— то я велю его повесить.

—        Я того не хочу,— возразил шут,— но желаю, чтоб Ваше Царское Величество повелели его повесить прежде, пока я жив.

Жена Д'Акосты была очень малого роста, и когда шута спрашивали, зачем он, будучи человек разумный, взял за себя почти карлицу, то он отвечал:

—        Признав нужным жениться, я заблагорассудил выбрать из зол, по крайней мере, меньшее.

Несмотря на свой малый рост, женщина эта была сварливого характера и весьма зла. Однако Д'Акоста прожил с нею более двадцати пяти лет. Приятели его, когда исполнился этот срок, просили его праздновать серебряную свадьбу.

— Подождите, братцы, еще пять лет,— отвечал Д'Акоста,— тогда будем праздновать тридцатилетнюю войну.

В царствование Петра посетил какой-то чужестранец новопостроенный Петербург. Государь принял его ласково, и, вследствие того, все вельможи взапуски приглашали к себе заезжего гостя, кто на обед, кто на ассамблею.

Чужестранец этот, между прочим, рассказывал, что он беспрестанно ездит по чужим землям и только изредка заглядывает в свою.

—        Для чего же ведете вы такую странническую жизнь? — спрашивали его другие.

—        И буду вести ее, буду странствовать до тех пор, пока найду такую землю, где власть находится в руках честных людей и заслуги вознаграждаются.

—        Ну, батюшка,— возразил Д'Акоста, случившийся тут же,— в таком случае вам наверное придется умереть в дороге.

Д'Акоста, несмотря на свою скупость, был много должен и, лежа на смертном одре, сказал духовнику:

—        Прошу Бога продлить мою жизнь хоть на то время, пока выплачу долги.

Духовник, принимая это за правду, отвечал:

—        Желание зело похвальное. Надейся, что Господь его услышит и авось либо исполнит.

—        Ежели б Господь и впрямь явил такую милость,— шепнул Д'Акоста одному из находившихся тут же своих друзей,— то я бы никогда не умер.