Люблю бокал Клико на завтрак
(один бокал – кому он враг?),
газету – утренюю мантру,
глоток–другой Копи Лювак,

одно яйцо арауканы,
на тонком тосте мармелад
и чтобы Джон, слуга из Ганы,
не спал, когда с ним говорят,

и не был, как лошок, потерян.
Послушай, Джон... Хэллоууу, Джооон!
Скажи мне, Джон, ну как там Мэри?
Всё хорошо? Ну хорошо.

Я знаю, ты вполне приветлив,
приём сегодня у Де Жак,
скажи, чтоб подавали бентли,
не для приёмов кадиллак.

О чём, то бишь, я... А, о главном!
О том, что знаю и люблю.
Ну вот скажите... так забавно...
с утра немножечко туплю.

Итак, вернёмся же к искусству
любить не всё, но глубоко.
Все, кто подвержены распутству
безвкусиц – где–то далеко,

а здесь, в имении Ювенти,
о всяких глупостях – ни–ни.
Вот, к слову, есть ли santimenti
у вас при слове "Балвини"?

Что? Никаких? И мысли скисли?
Никто же не расскажет вам,
что Balvenie – есть лучший виски,
когда он найнтин сиксти уан.

Засим идут из Эрисейры
ракушки всяческих племён,
что в атлантическом бассейне,
уж и не помню их имён,

в черничном соусе косуля,
пюре каштанов, козий сыр,
что в Пьенце сварен был в июле,
но только если он без дыр.

Люблю, когда костюм в полоску
да с блёсткой, мать её ети,
которую уже, для лоску,
не видно метров с девяти.

Люблю, когда носок у туфель
не уступает кораблю,
белужьи яйца, чёрный трюфель,
а белый трюфель не люблю.

Ещё люблю, когда от мысли
не отрывают грубо так!

Так. Что тут есть?.. Бычки прокисли...
и хлеб... Ну здравствуй, доширак.