Господь лихую шутку учинил, когда сюжет еврея сочинил

Изверившись в блаженном общем рае, но прежние мечтания любя, евреи эмигрируют в Израиль, чтоб русскими почувствовать себя.

По ночам начальство чахнет и звереет, дикий сон морозит царственные яйца: что китайцы вдруг воюют, как евреи, а евреи расплодились, как китайцы.

Везде, где есть цивилизация и свет звезды планету греет, есть обязательная нация для роли тамошних евреев.

Евреев не любит никто, кроме тех, кто их вообще не выносит; отсюда должно быть родился наш смех и пляски на скользком откосе.

Вождям ночные мысли сон развеяли, течет холодный пот по неглиже; америки, открытые евреями никак не закрываются уже.

Льется листва, подбивая на пьянство; скоро снегами задуют метели; смутные слухи слоятся в пространство; поздняя осень; жиды улетели.

В года, когда юмор хиреет, скисая под гласным надзором, застольные шутки евреев становятся местным фольклором.

В любых краях, где тенью бледной живет еврей, терпя обиды, еврейской мудрости зловредной в эфир сочатся флюаиды.

Царь-колокол безгласный, поломатый, Царь-пушка не стреляет, мать ети; и ясно, что евреи виноваты, осталось только летопись найти.

Сибирских лагерей оранжерея, где пляшет у костра лесное эхо - вот лучшая теплица для еврея, который не созрел и не уехал.

Сегодня евреи греховны совсем не своей бухгалтерией, а тем, что растленно духовны в эпоху обжорства материи.

Всегда еврей легко везде заметен, еврея слышно сразу от порога, евреев очень мало на планете, но каждого еврея - очень много.

Везде, где есть галантерея или технический прогресс, легко сей миг найти еврея с образованием и без.

Наскучив жить под русским кровом, евреи, древние проныры, сумели сделать голым словом в железном занавесе дыры.

А слух - отрадный, но пустой, что ихний фарт накрылся пылью, навеян сладкою мечтой однажды сказку сделать былью.

Евреи даже в светопреставление, сдержав поползновение рыдать, в последнее повисшее мгновение успеют еще что-нибудь продать.

Везде, где не зная смущения, историю шьют и кроят, евреи - козлы отпущения, которых к тому же доят.

У власти в лоне что-то зреет, и, зная творчество ее, уже бывалые евреи готовят теплое белье.

Туманно глядя вслед спешащим осенним клиньям журавлей, себя заблудшим и пропащим сегодня чувствует еврей.

В метро билеты лотереи. Там, как осенние грачи, седые грустные евреи куют нам счастия ключи.

Во тьме зловонной, но тепличной, мы спим и слюним удила, и лишь жидам небезразличны глухие русские дела.

Раскрылась правда в ходе дней, туман легенд развеяв: евреям жить всего трудней среди других евреев.

Нет ни в чем России проку, странный рок на ней лежит: Петр пробил окно в Европу, а в него сигает жид.

Как все, произойдя от обезьяны, зажегшей человечества свечу, еврей имеет общие изъяны, но пользуется ими чересчур.

Евреи продолжают разъезжаться под свист и улюлюканье народа, и скоро вся семья цветущих наций останется семьею без урода.

Любая философия согласна, что в мире от евреев нет спасения. Науке только все еще не ясно, как делают они землетрясения.

Кто шахматистом будет первым, вопросом стало знаменитым; еврей еврею портит нервы, волнуя кровь антисемитам.

Новые затеявши затеи и со страха нервно балагуря, едут приобщаться иудеи к наконец-то собственной культуре.

Перспективная идея! Свежий образ иудея: поголовного агрессора от портного до профессора.

Вечно и нисколько не старея, всюду и в любое время года длится, где сойдутся два еврея, спор о судьбах русского народа.

Им не золото кумир, а борьба с борьбой за мир; как один головорезы, а в штанах у них обрезы.

Что ели предки? Мясо и бананы. Еда была сыра и несогрета. Еврей произошел от обезьяны, которая огонь добыла где-то.

Свет партии согрел нам батареи теплом обогревательной воды; а многие отдельные евреи все время недовольны,

По всем приметам Галилей, каким в умах он сохранился, был чистой выделки еврей: как жиды. отрекся, но не изменился.

В российской нежной колыбели, где каждый счастлив, если пьян, евреи так ожидовели, что пьют обильнее славян.

Евреи лезут на рожон под ругань будущих веков: они увозят русских жен, а там - родят большевиков.

Случайно ли во множестве столетий при зареве бесчисленных костров еврей - участник всех на белом свете чужих национальных катастроф.

Во всех углах и метрополиях затворник судеб мировых, еврей, живя в чужих историях, невольно вляпывался в них.

Сквозь бытия необратимость евреев движет вдоль столетий их кроткая неукротимость упрямства выжить на планете.

Не в том беда, что ест еврей наш хлеб, а в том, что проживая в нашем доме, он так теперь бездушен и свиреп, что стал сопротивляться при погроме.