КАК СОЛОМОН О РОЗЕ

Под грудой книг и словарей, грызя премудрости гранит, вдруг забываешь, что еврей: но в дверь действительность звонит.

Такой уже ты дряхлый и больной, трясешься, как разбитая телега, - На что ты копишь деньги, старый Ной? - На глупости. На доски для ковчега.

Никто, на зависть прочим нациям, берущим силой и железом, не склонен к тонким операциям как те, кто тщательно обрезан.

В природе русской флер печали висит меж кущами ветвей; о ней не раз еще ночами вздохнет уехавший еврей.

Я сын того таинственного племени, не знавшего к себе любовь и жалость, которое горело в каждом пламени и сызнова из пепла возрождалось.

Мы всюду на чужбине, и когда какая ни случится непогода, удвоена еврейская беда бедою приютившего народа.

Везде одинаков Господень посев, и врут нам о разнице наций все люди - евреи, и просто не все нашли пока смелость признаться.

За года, что ничуть я не числю утратой,

   за кромешного рабства глухие года столько русской земли накопал я лопатой, что частицу души в ней зарыл навсегда.

У времени густой вокзальный запах, и в будущем объявятся следы: история, таясь на мягких лапах, народ мой уводила от беды.

Живым дыханьем фразу грей, и не гони в тираж халтуру; сегодня только тот еврей, кто теплит русскую культуру.

Кто умер, кто замкнулся, кто уехал; брожу один по лесу без деревьев, и мне не отвечает даже эхо - наверно, тоже было из евреев.

В домах родильных вылезают все одинаково на свет, но те, кого не обрезают, поступят в университет.

За долгие столетия, что длится кромешная резня в земном раю, мы славно научились веселиться у рва на шевелящемся краю.

Сегодняшний день лишь со временем откроет свой смысл и цену; Москва истекает евреями через отверстую Вену.

Век за веком роскошными бреднями обставляли погибель еврея; а века были так себе, средние, дальше стало гораздо новее.

По спирту родственность имея, коньяк не красит вкус портвейну, еврей-дурак не стал умнее от соплеменности Эйнштейну.

За все на евреев найдется судья. За живость. За ум. За сутулость. За то, что еврейка стреляла в вождя. За то, что она промахнулась.

Русский климат в русском поле для жидов, видать, с руки: сколько мы их не пололи, все цветут - как васильки.

Если надо - язык суахили, сложный звуком и словом обильный, чисто выучат внуки Рахили и фольклор сочинят суахильный.

При всей нехватке козырей в моем пред Господом ответе, весом один: я был еврей в такое время на планете.

Без выкрутасов и затей, но доводя до класса экстра, мы тихо делали детей, готовых сразу же на экспорт.

Влияли слова Моисея на встречного, разумное с добрым и вечное сея, и в пользу разумного, доброго, вечного не верила только жена Моисея.

Пока мыслителей тревожит, меня волнует и смешит, что без России жить не может на белом свете русский жид.

Прощай, Россия, и прости, я встречу смерть уже в разлуке - от пули, голода, тоски, но не от мерзости и скуки.

Люблю листки календарей, где знаменитых жизней даты: то здесь, то там живал еврей, случайно выживший когда-то.

Еврей у всех на виду, еврей у судьбы на краю упрямо дудит в дуду обрезанную свою.

Отца родного не жалея, когда дошло до словопрения, в любом вопросе два еврея имеют три несхожих мнения.

Если к Богу допустят еврея - что он скажет, вошедши с приветом? - Да, я жил в интересное время, но совсем не просил я об этом.

Когда народы, распри позабыв, в единую семью соединятся, немедля обнаружится мотив сугубого вреда одной из наций.

Еврейство - очень странный организм, питающийся духом ядовитым, еврею даже антисемитизм нужнее, чем еврей - антисемитам.

Евреям придется жестоко платить за то, что посмели когда-то дух русского бунта собой воплотить размашистей старшего брата.

В годы, обагренные закатом, неопровержимее всего делает еврея виноватым факт существования его.

Не золото растить, сажая медь, не выдумки выщелкивать с пера, а в гибельном пространстве уцелеть - извечная еврейская игра.

Сквозь королей и фараонов, вождей, султанов и царей, оплакав смерти миллионов, идет со скрипочкой еврей.

За стойкость в безумной судьбе, за смех, за азарт, за движение - еврей вызывает к себе лютое уважение.

Я еврея в себе убивал, дух еврейства себе запретил, а когда сокрушил наповал, то евреем себя ощутил.